— В каюте, дуется.
— Ага, — как Вовка в тридевятом царстве, сказал я. Подошёл к двери каюты, сенсор на ней горел жёлтым. Заперто. Осока, разумеется, не знала, что на моё-то нажатие дверь откроется всё равно, как её ни запирай. Я поднёс палец… и нажал соседний сенсор, звонка.
— Что? — донеслось из репродуктора.
— Госпожа. К какой базе держим курс?
— Васкиро.
— Да, Госпожа, — я убрал с сенсора палец, повернулся и двинулся в сторону рубки.
Сзади прошуршала открываемая дверь.
— Почему ты постоянно пытаешься меня уколоть, поддеть? — сердито спросила Осока.
— Не знаю, — оборачиваясь, пожал я плечами. — Может, потому, что ты мне непараллельна? Меня бесит, что такая замечательная девушка служит этим…
— Бесит? — не дала мне закончить Осока. — В таком случае, тебе прямая дорога к нам.
— Ну, не бесит, огорчает до такой степени, что выводит из равновесия, — поправился я. — Ты-то тоже к словам не цепляйся.
— В подобных материях терминология очень важна. Словами "гнев" и "бешенство" бросаться не следует.
— Твоя правда, — согласился я. И, повинуясь внезапному порыву, протянул ей руку, не для пожатия, а ладонью вверх: — Мир?
— Мир! — она хлопнула легонько по подставленной ладони. Войдя в рубку, взглянула в блистер и удивлённо покосилась на меня: — Мы уже в гиперпространстве?
Ох уж мне эти самостоятельные корабли и сестрицы-голограммы! Не могла повременить с прыжком! Нужно было как-то выкручиваться.
— Можно подумать, здесь ближайших баз мильон, — небрежно произнёс я. — Столица сектора от нас гораздо дальше.
— Зачем же спрашивал??
— Мало ли… — выдержав взгляд серо-голубых глаз, я добавил, словно капитулируя: — Откровенно говоря, надеялся как-то прекратить нашу размолвку.
— Тебе удалось, — она взошла на подиум, опустилась в правое кресло. — Сделай мне каф. И покажи, как добраться до функции видеонаблюдения. Пожалуйста.
— Видеонаблюдение у нас вот здесь, — показал я курсором, про себя отметив, что пункты "Апартаменты 1" и "Апартаменты 2" Падме из списка убрала заблаговременно. Спустившись вниз, я сунулся было в служебную комнату правого борта, где располагались санузел, умывальник и вход в одну из спасательных капсул, намереваясь готовить напиток, но оказалось, что в этом нет необходимости. Вездесущая кузина сунула мне в руки поднос-лоток с двумя дымящимися чашками, одними губами произнесла: "Иди, иди" и растаяла.
— Так быстро? — удивилась Осока. Вдохнула аромат, попробовала и пришла в ещё большее удивление: — Что за чудо?
Я только улыбнулся. Настоящий кофе, в том числе, растворимый, у жителей освоенной Галактики всегда вызывает такую реакцию. Тот "Ячменный колос", что здесь называют каф, только пахнет похоже, а вкусом отличается разительно.
— Что поделывает арестованный? — спросил я.
— Завалился на койку в сапогах, как последний уголовник. А ещё замминистра!
Падме, наверняка, была возмущена поведением пленника – она за меньшие прегрешения, бывало, читала нам нотации – а поделать с мерзавцем не могла ничего. То есть, это я так полагал. Минуты летели, казнокрад уснул, а мы с Осокой увлеклись философским разговором.
— Ты снова рассуждаешь о вещах, о которых мало что знаешь! — горячилась тогрута. — Или понимаешь абсолютно неверно.
— Так объясни мне, — попросил я. — Подоходчивее.
— Попытаюсь. Вот ты говоришь о Силе, как о чём-то почти одушевлённом. Добро, зло… Оно существует для нас, личностей, а для Силы эти понятия неприменимы. Это стихия, она – как… огонь. Помню, в детстве, ещё до Храма, мать пела мне одну древнюю балладу:
Из заоблачных высей и трещин глубоких,
Из разверзшихся гор приходили к вам боги.
Было с неба на землю похищено пламя,
Но до этого долго я жил под ногами.
Я – огонь, я огонь, но среди пустоты,
Это я, это я – свет далёкой звезды.
Разрывая хребты, что стояли веками,
Бьёт стеною о стены подземное пламя.
Но костры, что в ночи собирали вас вместе,
Выводили из мрачных пещер на поверхность.
Словно сердце, пылает в пурпурных глубинах
Пламя светлых алмазов и тёмных рубинов.
Но подгорные гномы у жарких печей
Красоту их вплавляют в рукояти мечей.
Затянула полнеба гарь лесного пожара,
И застывшая лава под ногами дрожала.
Но свечою горит моё пламя в оконце,
И огромным костром поднимается солнце.
Я – огонь, я огонь, но среди пустоты,
Это я, это я – свет далёкой звезды.
Она помолчала и добавила:
— Вот и спрашивается…
— Я понял. Теперь понял. Очень образно. Кстати, не знал, что у профессора Ирис есть и музыкальный талант.
— Есть, в отличие от меня. Погоди, а ты и её знал?
— Совсем немного. Злишься на неё? — зная ответ, который дала на этот вопрос другая, прежняя Осока, я специально задал его.
— За что? — сказала она. — Мать продукт своей эпохи, она считала, что Орден для меня – благо. Может быть, и к лучшему, что я не пошла по её стопам. Она, похоже, готовила меня к научной карьере.
— Почему ты так думаешь?
— К четырём годам я знала арифметику, три языка и три алфавита, ничего так? — усмехнулась она. — Пло Кун буквально выпал в осадок, когда меня тестировал. В Ордене мне это здорово помогло. Между прочим, твой язык я стала учить именно потому, что знала Храмовый, довольно много общего.
— Он не совсем мой, я тебе уже говорил.